Муха. Насекомое отряда двукрылых (семейство Muscidae) наделяемое в большинстве случаев негативным значением, мифологическая роль и символическое значение которой связана с её малыми размерами, многочисленностью, назойливостью и нечистотой.

Вредоносность мух как причины мора способствовало их связи со многими демонами и злыми духами, а также с ритуалами и персонажами, фигурирующими в чёрной магии. В ряде случаев образ мухи соотносится с персонифицированными мифологическими образами, чаще всего воплощающими силы нижнего мира. Несколько другую категорию составляют т. н. «мушиные» боги, повелители мух, защищавшие людей от мушиных укусов. Жертвоприношения от мух, совершаемые (обращённые к), очевидно, в пользу мифологического персонажа, обладающего властью над ними или успешно с ними борющегося, известны в Древней Греции и Риме.

Известны и иные формы и мотивы воплощения мушиных образов в мифологии:
• мотив превращения мифологического персонажа или сказочного героя в муху, что облегчает ему выполнение своих задач;
• муха строит терем, муха попадает в сеть к мизгирю (пауку), муха летает над головой, служит приметой при узнавании невесты;
• муха берётся героем для напоминания;
• муха и блоха — хвастовство и состязание на тему, кто больше досадит человеку;
• мена жильём между ними;
• муха забывает имя;
• муха, убитая на носу судьи;
• происхождение мухи в результате соития брата и сестры, по воле верховного бога и т. п.

Мифологическая отмеченность мухи актуализирует тему малого, ничтожного, вредящего большому и значительному — тема, так или иначе отражаемая в:

• клишированном библейском образе мухи в помаде — эквивалент образа ложки дёгтя в бочке мёда,
• эзоповской басне о мухе на колеснице (и её фольклорных источниках)
• символическом образе вечности, бессмертия — муха в янтаре…

Иногда муха выступает в мифопоэтических источниках как представитель класса насекомых в целом, и в этом случае её характеристики становятся или более нейтральными (малое, летающее, жужжащее и т. п.), или, наоборот, более разнообразными и эвентуальными.

Образ мухи иногда включается в состав других образов с богатой мифопоэтической семантикой; ср., например, обозначение мухомора (Amanita muscaria) как «мушиного» гриба — рус. мухомор, нем. Fliegenpilz или Fliegenschwann, франц. tue-mouche, etc.

Мухобойка — символ власти в Китае, Индии и Африке (последнее, вероятно, связано с египетской традицией бичевания провинившихся).

Основные значения:
— зло, сверхъестественные (демонические) силы, демоны, бесы;
— демонические силы, ~ мощь;
— разрушение, разложение, смерть;
— паразитизм;
— несчастья, порча, моровые эпидемии.

Древний Восток. Вельзевул, «божество Аккаронское» упоминаемое в Библии — одно из сирийских божеств — властелин (повелитель) мух, которого почитали ханаанеяне и филистимляне, сила разрушения и разложения. В период Древнего и Среднего царства изображение мухи носило характер амулета. Насекомое изображали также на волшебных палочках. «Я войду в твое тело как муха и увижу твое тело изнутри». Сообщения времен Нового царства позволяют представить муху символом храбрости; храбрые солдаты награждались золотыми мухами.

Античность. Согласно древним представлениям мухи самозарождаются в гнилом мясе. Название мухи в Древней Греции символически означает паразита вообще. В Актийском храме для защиты от мух ежегодно приносили в жертву вола, посвящённого одной из ипостасей Зевса «отвратителя мух» — Апомийос, Апомиус, Мийодес, Мийягирос. Косвенное отражение той же связи усматривается в мотиве вола и мухи или в буддийском «мушином опахале». Жертвоприношения от мух известны и в Риме — они совершались в храме Геркулеса). Изображения мух на античных геммах должны были защитить от сглаза.

Северная традиция Локи наделён способностью превращаться в муху, жалящую и подвергающую мучениям его жертвы.

В иранской мифологии демон смерти Насу представлялся в облике отвратительной трупной мухи, прилетающей после смерти человека, чтобы завладеть его душой и осквернить тело. В древнеперсидской мифологии в виде мушки проникает в мир враждебное свету начало Ариман.

Иудаизм У древних евреев муха считалась нечистым насекомым и не должна была появляться в храме Соломона. Мушиные рои означают несчастья и моровые поветрия: «даст знать Господь мухе, которая при устье реки Египетской, и пчеле, которая в земле Ассирийской, и прилетят, и усядутся все они по долинам опустелым, и по расселинам скал, и по всем колючим кустарникам, и по всем деревам». Вредоносные качества и многочисленность мух объясняют сравнение с ними в библейской традиции ассирийских или египетских войск.

Христианство Христианская традиция усвоила иудаистическое восприятие мухи как носительницы зла и моровой язвы (эпидемий), а сверх того сделала это насекомое символом греха, морального и физического разложения. Как образ, передающая идею греха и следующего за ним Искупления, муха может присутствовать на изображениях Мадонны с Младенцем. В христианском искусстве муха нередко изображается вместе со щеглом, олицетворяющим Спасителя (болезнь и исцеление ?). Множество мух является знаком преимущественно демонических проявлений, как, например, тучи бесов, мучающие в пустыне отшельника — Св. Макария.

Астрономия/логия «Связь энтомологического и астрального кодов в теме мухи отражена в названии созвездия Musca Borealis».

Магия К древней и традиционной практике относится изображение на зданиях образов нежелательных насекомых, призванных прогнать прочь реальных. Это один из примеров проявления гомеопатического принципа средневековых магии и медицины, выражаемого сентенцией «Similia similibus curentur» — лат. «Подобное излечивается подобным». С мухами связаны многие демоны, духи и иные персонажи, фигурирующие в чёрной магии. Согласно поздней демонологии, Вельзевул как верховный вождь адских сил выступает учредителем ордена мухи, в иерархии которого различные места занимают Молох, Ваал, Левиафан, etc. Мухи часто задействованы и в магических ритуалах (заговорах, колдовстве), так, например, связанные с Сатурном пантакли требуется окуривать мухами.

Эмблематика Небольшой круглый щит, на котором изображена муха. Чем она меньше, тем ближе нужно поднести её к глазам. Символ того, что самые незначительные вещи могут требовать пристального изучения.

В виде мух или насекомообразными часто представляются демоны, как это можно видеть в изображении падших ангелов у И. Босха.

Изображение мухи в натуральную величину иногда находится на видном месте на картинах нидерландских, немецких и итальянских художников середины XV — первых десятилетий XVI в. Создается впечатление, что это делалось без какого бы тони было символического значения, поскольку сюжетный материал картин, на которых она появляется, очень разнообразен, хотя обычно они религиозного содержания. Возможно, нарисованная муха служит в качестве защитного талисмана против реальных насекомых, которые в противном случае могут сесть и оставить свои грязные следы на живописном воплощении религиозной темы. Позднее муха помещается в живописные произведения, г.о. натюрморты, просто в качестве trompe-l’oeil — франц. «обманка», «обманчивый образ». (symbolarium.ru)

Гура А. Символика животных в славянской народной традиции (отрывок)

Мухи относятся к нечистым насекомым. Их дьявольскую природу отражает польское поверье, что мухи — это пчелы дьявола (Fisch.UD: 325). Дьявол создал мух, позавидовав Богу, который сотворил пчел (Калищское воев., Дембняки, Серадзское воев., Хоцив, Ченстоховское воев., Любоцке, ArchKESUJ 7856/16а, 20а, 115а: М7). Мух, как считают на западе Малополыпи, посылает сам дьявол. По местному преданию, черт Рокита затопил олькушские рудники и отправился в Гданьск, откуда стал насылать мух. Там на мельнице он производит их на свет, как обдирают зерно перед размолом (совр. Катовицкое воев., Олькушский пов., р-н Славкова, Cisz.LRG: 50). Мотив чертовой мельницы в связи с мухами присутствует и в малопольском топонимическом предании из Района Малых Бескид: дьявол нес на мизинце огромный камень На гору Скшичне, где черти собирались построить мельницу для перемалывания на ней людей, которые съели муху, но не успел это сделать, так как запел петух и дьявол выронил камень (совр. Бельское воев., Sosn.BM: 130).

По поверью карпатских украинцев, дьявол может обращаться в муху (совр. Ивано-Франковска яобл., Печенежин, Schnaid.LP 13: 204). У поляков Мазовша существует представление об обращающейся в муху «зморе», которая по ночам душит спящих (Скерневицкое воев., Бартники, ArchKEUW 0/7: 2). У чехов в большую черную муху может превращаться «мара» (Аф.ПВСП 3: 218). В муху иногда обращается и ведьма. Белорусы Витебского у. верят, что ведьма, чтобы отобрать молоко у чужих коров, в облике мухи садится на цедилку. Распознать в ней ведьму можно по ее вертлявым движениям. Такую муху нужно поймать, завязать в цедилку и повесить над печным челом или отдушником — тогда ведьма умрет в страшных мучениях (Веляшковичи, Никиф.ППП: 249). Там же записана легенда об обращенных в мух лихорадках. Чтобы поразить человека, они стараются попасть людям в еду и быть проглоченными ими. Если схватить такую муху и, завязав в тряпочку, подвесить в дымоходе, то никакая лихорадка уже не пристанет к человеку (там же: 274).

Как и у других народов, у славян распространено представление о душе-мухе. Образ ведьмы-мухи находится в прямой родственной связи с мушиным обликом ее души. Поверье о душе, вылетающей из ведьмы в виде мухи, встречается у русских (Haase ?ВО: 331, Воронежская губ., Аф.ПВСП 3: 218). У южных славян рассказы о душе-мухе, покидающей тело спящей ведьмы, популярны в адриатической зоне (о. Крк и Каставщина, Milc.VOBMP: 236, Далмация, Полица, І?ап.Р 10: 228, Синь, Вул.-Вук.П: 163-164, р-н Дубровника, Орашац, там же: 158-159). Аналогичный рассказ записан в Харьковской губ.: муж заметил, как из уст жены во время сна вылетела золотая муха, и перевернул тело спящей; вернувшись, муха долго летала и не могла войти обратно, пока муж не вернул тело в прежнее положение (Кл.ЖАСС: 129). В быличке из ровенского Полесья говорится, как однажды дядька с племянником пошел косить сено. В полдень дядька лег отдохнуть, а племянник на костре варил обед. Тут он увидел, как из открытого рта спящего дяди вылетела муха. Она подлетела к мискс с водой и села на краешек. Племянник положил поперек миски ложку, и муха переползла по ней на противоположную сторону миски. Племянник убрал ложку, и она долго ходила кругом по миске, а когда он вновь положил ложку на прежнее место, она перешла по ней, подлетела к спящему и влетела ему в рот. Тот сразу же зашевелился.

Племянник принялся расспрашивать, что он видел во сне. Он рассказал, что гулял по лесу и вышел к красивому озеру. Перешел через озеро по мосту (кладке), а когда собрался идти обратно, обнаружил, что кладки нет. Долго он бродил вокруг озера и вдруг снова увидел кладку. Как только он перешел по ней, так и проснулся. Тогда племянник показал дядьке и его «озеро», и «кладку» (Рокит- новскийр-н, Глинное, ПЭС: 69-70).

Облик мухи имеет душа не только спящего, но и умершего. Болгары верят, что душа покойного в виде мухи может посещать родной дом (Пловдивский окр., Карловский р-н, Караджалово, АрхЕИМ 881-II: 97). Сорок дней после смерти она летает мухой возле дома, а на сороковины прилетает отведать поминального блюда (Пловдивский р-н, Чешнегирово, там же 878—11: 86-87). Поверье о душе-мухе встречается у гуцулов и в Бессарабской губ. (Mosz.KLS 2/1: 550). В виде маленькой мушки душу человека представляют себе жители правобережной Украины (Zmigr.U: 325). По малопольскому поверью, белой мушкой душа умершего может показаться близким родственникам или знакомым (совр. Тарновское воев., пов. Бжеско, Боженцин, ArchMEK 1/147 II/116: 1). В Смоленской губ. верят, что душа вылетает из покойника мухой, бабочкой или птичкой (Добр.СЭС 2: 307). Подобно этому поляки северо-восточной Великополыпи надеются увидеть душу человека в облике мухи или бабочки в момент его предсмертной агонии (Плоц- каягуб., Рыпинский и Липновский пов., Fisch.ZPLP: 325-326). На Украине по возвращении с похорон старухи садятся всю ночь караулить душу умершего и ставят на стол сыту (мед, разведенный водой), ожидая, что душа в виде мухи прилетит отведать приготовленного для нее угощения (Аф.ПВСП 3: 218, Ген.РНПЗЖ: 10). Карпатские украинцы верят, что душа умершего в образе мухи является к родным в ночь после погребения (Fisch.ZPLP: 197). В Ро- венской обл., по поверью, душа умершего двенадцать дней после смерти пребывает в хате за иконами в виде мухи. Поэтому, увидев мущку, летающую за образами, говорят: «О то душэнька летае» (Сарненский р-н, Чудель, зап. автора). На пограничье Подолии и Волыни человеческой душой считают муху, прилетевшую на свечу в Рождественский сочельник, а в Малопольше — муху, которая зимой летает по комнате (Живецкий пов., Mosz.KLS 2/1: 549-550). Муха, зимующая в хате, воспринимается как чья-либо душа в ровенском Полесье (Сарненский р-н, Чудель, зап. автора). Стайки мушек, роящихся высоко над землей, белорусы Витебской губ. принимают за души умерших, выпущенные прогуляться и обсохнуть (Mosz.KLS 2/1: 550). По свидетельству К. Мошиньского, жители северных районов белорусского Полесья верят в существование невидимых душ, так наз. гудцов, которые в знойный летний полдень гудят в поле или в лесу, как пчелы, повиснув в воздухе на одном месте. Поскольку то же или близкое название (гудки) употребляется в Полесье и для обозначения полевых мух, которые якобы оповещают своим жужжанием о наступлении полудня, то нет сомнения, что мифические гудцы-души восходят к представлению о душах в облике мух (там же). Гудцы как вестники полудня упоминаются в белорусской жатвенной песне: «Гудцэ гудуць, гудцэ гу- дуць, / А нам палуднаваць не нясуць» (Уселюб, ПНСА: 271). Гораздо реже муха выступает в качестве образа души, которой только предстоит явиться на свет. Мотив беременности в результате съеденной мухи представлен, например, в украинской свадебной песне, исполняемой женщинами во время печения каравая: «Ой матойко, сердейко, щось у мому животу, / Зьила мушку, трепетушку, трепещется в животу» (Волынская губ., Ровенский у., р-н Городца, Вербча, Мидска и Золотилина, Степ.КСЮП: 170). На Житомирщине зимующие в доме мухи отождествляются с душами живых членов семьи: «Кажут, што вот сколько душ у хатэ е, столько мух у хатэ трэба шоб зиймовало» (Емильчинский р-н, Рясное, зап. A. JI. Топоркова). По поверью, мух, зимующих в хате, бывает столько, сколько душ в семье, и если убить одну муху, то одной душой станет меньше: кто-нибудь из домашних умрет (Ан- друшевский р-н, Зарубинцы, АрхИИФЭ 15-3/156ж: 145). Связь с поверьями о душе-мухе проявляется в представлениях о мухе как предвестнице смерти. Согласно русской примете, мухи зимой в избе предвещают покойника (Даль ПРН: 926). В редуцированном варианте это может быть предвестьем болезни: «Зимою муха забзумкае — можэ на болезь чоловику» (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, зап. автора).

Мухи часто предвещают смерть и в народных толкованиях снов. Так, в Калужской губ. верят, что если увидишь во сне много мух в хате, то это к покойнику. Тем более, если их выгоняешь (Хвастовичский р-н, Ловать, зап. О. А. Терновской). В Брянской обл. информантка рассказывала о своем сне: «Гаварят, як мухи сняца — эта к смерти. Ну вот сон. Я заучора... V звонницы, у цэркви, многа мух. И столько мух! И мы замятаем, упроста у ворах. Три чалавека нас — и Настя Кузьмина и Люба ета и я — у кучу, ý кучу, у ворах. А я тады мятлу узяла и мятанула са стен — на стенах жэ багата. Ани ж [две другие старухи] па палу, а я са стен. А эта не- харошы сон. Кажуть жэ, мухи як сняца — эта к смерти» (Климов- ский р-н, Чёлхов, Терн.ВС 2: 127-128). Толкование сна о мухах как предвестья смерти встречается на Кубани (Северская, зап. В. А. Потапова) и в Полесье (Ровенская обл., Дубровицкий р-н, Озерск, Волынская обл., Ратновский р-н, Речица, зап. автора). Близок к тому же кругу представлений о душе-мухе и сказочный мотив о том, как муха и комар относят душу умершего на тот свет: муха-драмуха (или муха-гаваруха) и комар-пискун (или комар Павлуха) прилетели к работнику, погибшему во время рубки деревьев, и за волосы или на колесе втащили его на небо (Могилевская губ., Гомельский у., Белица, Ром.БС 3: 434; Брянская обл., Брянский р-н, Дорожёво, Кулак.ИСД: 146).

С мухой как олицетворением человеческой души связано и метафорическое уподобление людей мухам. Например, в украинских поговорках: «Світ, як банька [пузырь], а люде як мухи»; «Чоловік, як муха; нині жіе, а завтря гніе» (Галиция, Ильк.ГПЗ: 84,108).

Наконец, мушиная символика человеческой души порождает целый спектр психических характеристик человека, находящих выражение в языке, прежде всего в разнообразной фразеологии, широко представленной во всех славянских языках. Одна из наиболее распространенных фразеологических моделей такого рода— «мухи в голове»— подвергнута обстоятельному анализу в статье О. А. Терновской (см.: Терн.ВС 2). Лексика и фразеология, связанная с мухами, передает различные внутренние состояния и настроения, эмоциональные качества, духовные и умственные способности человека: — гнев, вздорность, раздраженность, дурное расположение Духа: укр. розгнівався — муха му на ніс сіла (Ильк.ГПЗ: 82, 54), пол. rozgniewa siq (gniewa slq), by mu mucha (muszka) na nos padla [сердится, злится, словно муха (мушка) ему на нос села] (Kolb.P: , 295), та muchy w nosie [у него мухи в носу], mucha w nos wlazla LMyxa в нос залезла] (там же: 295), miec muchy w nosie [иметь мух в н°су] (SJP 4: 895), чеш. moucha mu preletéla pres nos [у него муха Пролетела через нос] (Терн.ВС 2: 120), рус. какая муха тебя укусила?, пол. musiala go zla mucha ukqsic [должно быть, злая муха его укусила] (Gold.PKP: 57), mucha siadla na nos, ukqsila [муха на нос села, укусила] 'быть не в духе, сердиться’ (SJP 4: 895), рус. брюзжит, что осенняя муха (Даль 2: 362), болг. л’у барбуниса [все гудит, как овод (большая муха, шмель)] 'о вечно недовольном, ворчливом человеке’ (Шиш.ЖМРП: 83); — грусть, беспокойство: чеш. mít mušky v hlavé [иметь мух в голове] 'иметь грустные мысли, беспокойство’ (Терн.ВС 2: 119), nasadit nikomu mouchy do hlavy [насажать кому-либо мух в голову] 'обеспокоить’ (там же); — хитрость, ловкость, хитроумие: словац. mat muchy [мух иметь] 'быть хитрым, ловкачом’ (Mic.: 114), чеш. má mušky v nose [у него мушки в носу] (Терн.ВС 2: 120), укр. мае муху в носі (там же), словац. má muchy poza uchy [у него мухи за ушами] (там же: 120-121), чеш. mít mouchu v uchu [иметь муху в ухе] 'быть умным, хитрым, ловким’ (там же: 120), словен. on je poln muh [он полон мух] 'хитер, лукав, коварен, пронырлив’ (там же: 121); — смелость, отважность: словац. mušky mu ozili [мушки у него ожили], mušky sa mu rozihrali [мушки у него разыгрались] (там же); — своеволие: словен. imeti muche [иметь (у себя) мух] 'быть чрезмерно требовательным или самовольным’ (там же: 118-119); — капризность, прихотливость: словен. imeti svoje muhe [своих мух иметь] 'капризничать’, muha [муха] 'каприз, причуда’, muhav [с мухами] 'капризный, причудливый’ (Kotnik: 211), серб.-хорв. imeti nekakvijeh muhe po glavi [неких мух иметь в голове] 'о капризах’ (Терн.ВС 2: 118), чеш. mít mouchy (v hlavé) [мух (в голове) иметь] 'о капризах, причудах’ (там же: 119), словац. má svoje muchy [у него свои мухи] 'о прихотях’ (там же), пол. miec muchy w nosie [иметь мух в носу] 'дуться, капризничать’ (SJP 4: 895); — сумасбродство, взбалмошность: чеш. mít mušky v hlavé [иметь мушек в голове] 'иметь сумасбродные, взбалмошные идеи’ (Терн.ВС 2:119); — нетрезвое состояние: рус. под мухой 'слегка пьян’, чеш. mušticka mu stoupla do hlavy [мушка бросилась ему в голову] 'о легком опьянении’ (там же), болг. флеали му са боарбунеа ф гла- воана [оводы (большие мухи, шмели) забрались ему в голову] 'о пьяном человеке’ (Шиш.ЖМРП: 83); §9. Летающие кусающие насекомые 443 — легкомыслие, несерьезность: болг. имам мухи в главата си [иметь мух в голове] (Терн.ВС 2: 118), глава му е пълна с мухи [у него голова полна мух] (Геров 3: 93); — глупость, бестолковость: болг. мухи му брънчат в главата [у него мухи жужжат в голове] (там же), макед. му брчат муви во главата [то же] (Терн.ВС 2: 118), укр. муха в голові (там же: 119), белор.-полес. таукуцца мухи в галаве, з мухамі у галаве (там же: 118, 119), белор. дурному і муха у рот ляціць (там же: 121), рус. на дурака и муха валится, на дурака мухи падки (Даль 2: 362); — тайные замыслы: болг. флеали му са боарбунеа ф главоана [оводы (большие мухи, шмели) забрались ему в голову] 'о человеке с недобрыми намерениями’ (Шиш.ЖМРП: 83), чеш. probrat mušky nckomu [перебрать мушек у кого-нибудь] 'невзначай выведать чье-то тайное намерение’ (Терн.ВС 2: 119); — ведовские способности, владение тайными, колдовскими знаниями: белор. у него мухи в носе (там же: 120), укр.-полес. з му хами, мухи у носэ 'о ведьме’ (там же: 119,120).

Для избавления от мух и оводов применяются различные превентивные меры, прежде всего запреты и магические действия. В Витебской губ. хозяин в канун Нового года отворяет окно и приглашает овода (строка) на кутью: «Строк! Строк! Просим до куцци — только моих конив (или волов) ни круци!» (Никиф.ППП: 229). В Полесье встречается запрет вывешивать белье на Рождество, так как в противном случае летом будут мухи «нависать» (Гомельская обл., Петриковский р-н, Комаровичи, зап. автора). Кроме того на Рождество прячут сито, чтобы летом не было мух (там же). В Ровенской обл. соблюдают запрет сновать по воскресным дням, чтобы в хате не сновали мухи, муравьи и тараканы (Сарненский р-н, Чудель, зап. автора). В Краковском воев. женщины на Масленицу не шьют и не прядут, иначе коровы летом будут беситься от жалящих оводов (правобережье Вислы, Czaja Z: 136). На юго-западе Малополыии запрещено белить на новолуние («wiotki miesiac») из опасения, что в доме расплодятся мухи (Вельское воев., Завоя, ArchKEUW [без номера]: 3). В Кросненском воев. по возвращении Из Церкви в Страстную субботу трижды обходят вокруг дома, уда- Ряя корзинкой с освященной едой в каждый угол, чтобы в доме не Развелось мух и муравьев (р-н Модерувки, Witk.BM: 146). В Краковском воев. не выкидывают навоза из конюшни, иначе там всегда УДет полно мух (Свёнтники, Czaja Z: 136). Под Ченстоховой в Вербное воскресенье целиком проглатывают почки освященной вербы, «чтобы мухи не лезли в глотку» (Страдом, Witan.LWS: 132). Чтобы избежать летом укусов мух и оводов, в Вельском воев. в канун Великого поста (накануне Пепельной среды) обмывают лицо и руки специально приготовленным отваром (Завоя, ArchKEUW [без номера]: 4). В Польше обмывают лошадей дикой («конской») мятой, чтобы их не кусали мухи и оводы (Равский пов., Забоже, Kolbusz.MMWL: 159).

Помимо превентивных мер существуют особые ритуальные способы изведения или изгнания мух, подобные тем, какие применяются по отношению к другим домашним насекомым. Подробному анализу этих обрядов посвящена специальная статья О. А. Терновской (см.: Терн.ОНСП). Осенний обряд проводов мух, как отмечает исследовательница, совершается в период от дня Симеона Столпника (1/14.IX) до Покрова (1/14.X) и представлен у русских в двух формах: в виде изгнания мух, которое совершается в связи с окончанием жатвы и представляет собой высылание их на небеса за снегом (преимущественно в северных районах России: север Смоленской, юг Петербургской, восток Новгородской, запад Вологодской, северо-восток и восток Костромской, север Владимирской и Московской губ.), и в виде похорон мух, т. е. отправления их в недра земли (южнее: в Вологодской, Калужской, Рязанской, Курской, Тамбовской, Орловской, Смоленской, а также в Витебской и Томской и, как отдельные следы, в Тульской и Московской губ.) (Терн.ОНСП: 140, 144, 147).

Так, в Тотемском у. Вологодской губ. по окончании полевых работ вносят в дом последний сжатый сноп, машут им, выгоняют мух и говорят: «Кишьте, мухи, вон, идет хозяин в дом» (там же: 141). В Кадниковском у. мух гонят из избы овсяным снопом: «Мухи, вы, мухи, ступайте вы вон: мы работу свою кончили, простору нам давайте и волю» (Гура СПЧ: 208). В Лужском у. Петербургской губ. обметают снопом избу, приговаривая: «Как у нас в поле не осталось хлеба на корню, так и у нас не оставайся ни мух, ни блох, ни клопов, ни тараканов» (Терн.ОНСП: 142). В По- речском у. Смоленской губ. жницы, выгоняя мух из хаты ольховыми ветками, обращаются к св. Симеону: «Святэй Семен, гони мухи вон» (там же: 141). В смоленской зоне приговоры строятся по модели «черные мухи из хаты, белые в хату» и являются заклинанием зимы и вызыванием снега (там же: 142). Как показала О. А. Терновская в другой своей работе, белые мухи — распространенная метафора снега в разных славянских традициях — ср., например, словенскую поговорку: «Bele muhi frkajo, crne muhe crkajo» [Когда «белые мухи» летают (выпадает снег), «черные мухи» (мухи) околевают] (Терн.БМ: 108-109). Муха — предсказательница снега в польских шуточных стишках (фацециях): «Pedziala mucha, / Ze bedzie zawierucha» [Сказала муха, что будет вьюга] (р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 117). В заклинательных текстах, сопровождающих изгнание мух в Ветлужском у. Костромской губ., присутствует мотив жатвы, которую предстоит совершить самим мухам: «Мы свою ниву выжали, теперь вы ступайте жните» (Терн.ОНСП: 144). Таким образом, улетающие мухи приобретают символическую функцию небесных жнецов, участников иной жатвы, совершаемой зимой на небесах (Терн.БМ: 110).

Ритуал похорон мух и других насекомых имеет ярко выраженный пародийный характер. Например, в Калужском у. такие шуточные похоропы разыгрывают в день Симеона Столпника (1/14.IX). Пойманных муху и блоху связывают вместе и сажают в «гроб» — огурец, в котором сделана ямка. Кого-нибудь из девушек кладут на носилки, дают в руки этот огурец и накрывают ее пеленой (как и «белые мухи», белая пелена, по мнению О. А. Терновской, символизирует здесь снег). Одна из баб наряжается попом (надевает рогожу вместо ризы), кричит «алилуйя» и кадит горшком со смолой. Другие плачут, воют, некоторые стучат в косы, изображая колокольный звон. «Мертвецов» провожают на кладбище всей деревней. Там бросают огурец с мухой и блохой и с пением возвращаются домой (Ахлебино, Терн.ОНСП: 145-146, 147). В Кадниковском у. Вологодской губ. на Воздвижение (14/27.IX) несколько живых мух помещают внутрь репы и закапывают в землю неподалеку от дома. При вынесении репы с мухами одновременно в отворенную дверь гонят полотенцем мух вон из избы (Двиницкая вол., Зел.ОРАГО 1: 261). Похороны насекомых иногда сопровождаются их оплакиванием, например: «Дитятко мое мушка» / Подогни ножки, / Мушка ты жужилка, / Перестань жужжать, / Пара тебе умирать. / Ты с белым светом расставалася, / Нашего тела накусалася» (Калужская губ., Терн.ОНСП: 146). Помимо ритуальных похорон, у русских отмечено поверье, что если закопать осенью в землю злую муху, то прочие не будут кусать (Даль ПРН: 938).

Периоды активности мух, комаров и оводов, сроки их появления и исчезновения календарно детерминированы. Так, в ряде центральных губерний России началом появления комаров считают дату 13/26 мая, день Лукерьи-комарницы, или Комарницу (Рязанская, Орловская, Тульская губ., Даль 2: 146). У русских в Сибири эти сроки сдвинуты на месяц. На Колыме появление множества комаров связывается с днем Акулины-комарницы, 13/26 июня (СРНГ 1: 228), называемой в некоторых местах сдерихвосткой (Забыл.PH: 90). Начиная с этого дня полчища оводов, слепней, мух и мошки начинают истязать скот, поэтому о дне св. Акулины семейские Забайкалья говорят: «Акулина, задери хвосты да побегай в кусты» (Бол.НКСЗ: 81). В Подлясье считается, что мух и прочих гадов (змей, ящериц) больше всего до Петрова дня, 29.VI (Хелмское воев., р-н Влодавы, Шуминка, ArchKEUW А46). По польскому поверью, начиная с Иванова дня (24.VI) мухи переходят «на свой хлеб». С этого времени они вынуждены самостоятельно заботиться о своем пропитании и потому становятся назойливыми (Люблин, Kolb.DW 17: 151). У восточных славян заметную роль в подобных представлениях играют летние посты, Петровский (Петровка) и Успенский (Спасовка). Люблинское поверье находит соответствие в украинской поговорке: «До Спасівки мухи на пана роблять, а в Спасівку на себе» (Гринч. 2: 456). По полесским приметам, мухи становятся злыми в Спасовку (Брестская обл., Малоритский р-н, Мокраны, зап. автора). Спас — временной предел для комаров. По украинскому выражению, «як прийде Спас — комарам урветься час» (Килим.УР 3: 352). В украинской сказке оводы-музыканты провожают св. Илью и ругают Спаса, который их заморозит (СУС -282Е*). Активность слепней с Петровки до Спаса объясняет укра инская легенда о том, почему в Петровку и Спасовку конь трясет головой. Однажды конь посватался к лисице, но она отказала ему, сказав, что он слишком худой и должен поправиться. Конь пошел одолжить сала у слепня, пообещав вернуть его в Петровку. При шла Петровка, а конь сала не отдает, лишь головой машет да дает пустые обещания: «Згодом, пане, оддам, пане!» Рассерженный слепень укусил коня в губу и с тех пор так и жалит его в наказание с Петровки до самого Спаса (совр. Житомирская обл., Коростенский окр., Бехи, АрхИИФЭ 15-3/252: 154).

В фольклорных текстах муха часто выступает как юмористический персонаж, наделенный женской символикой. Особую популярность имеют шуточные песни с мотивом женитьбы комара да мухе, известные в разных славянских традициях. Обычно их брак изображается комически: «Ой, шо то за шум учынывся, / ціо комар тай на мушьці ожынывся. / Тай взяв він собі жінку нэ- вэлычку, / Шо не вміе шыты-прясты чоловічку, / Шо нэ вміе шы- ты-прясты і варыты / I нэ вмее кумарыку догодыты» (Волынская обл., Ковельский р-н, Уховецк, зап. автора); «Задумал комарик жениться, / Засватал лукавую мушку. / Прилетел к нему пау- тик, расстроил: / — Ишо что тебе, комарик, за женитьба? / Лукавая мушка не невеста: / Она ткать, муха, прясть не умеет, / Она шелком мыть не горазда; / Она с кринки на кринку летает, / Коло краешков сметану собирает» (Пермская губ., Оханский у., Андре- евка, Сереб.МСПС: 252). Эротический характер имеет свадебная песня из восточного белорусского Полесья, исполняемая перед первой брачной ночью молодых: «Да комар муху й ведзе / у гіцкую берлу кладзе. — / Ох, ты ж, комару-комарусеньку, / ведзе ж мене помалюсеньку, / бо я муха старая, / у мене ... малая» (совр. Гомельская обл., Голубица, Mosz.PW: 283-284). Брачная символика мухи проявляется в польско-подлясском толковании сна о мухах как предвестье свадьбы: «muchi to wasele» [мухи — это свадьба] (Белостоцкое воев., Нецки, зап. автора).

Эротическая окраска свойственна некоторым мотивам польских шуточных песнях — мушиному укусу (муха укусила инородца в зад или влетела ему в задницу) и покупке капусты (намек на сексуальную связь с женщиной): «Posed Мішіес na Ка- miniec / Kapusty kupowac; / Uzarla go mucha w d..o, / Musia! poku- towac» [Пошел немец на Каменец покупать капусту; укусила его муха в ж..у, пришлось ему каяться (т. е. сожалеть о своем греховном намерении, не рад был, что согрешил)] (совр. Вельское воев., Р-н Андрыхова, Gon.ŠOA: 130); «Posed Moskal na jarmarek, / Kapuste kupowac; / Wleciala mu mucha w tyiek, / Musia! jom cwierto- wac» [Пошел москаль на ярмарку покупать капусту; влетела ему Муха в задницу, пришлось ему четвертовать ее] (р-н Ченстоховы, Страдом, Witan.LWS: 82).

Любовная тематика, связанная с мужской символикой комара и эротической символикой комариного укуса, присутствует в некоторых русских лирических песнях («Во лесочке комарочков много уродилось», «Комарочки-комары, не дают мне комарочки ночку спать», «Не комарики во горенке поют, мне младеньке спать не дают» и т. п.): комары не дают девушке заснуть, а когда она засыпает, видит сон, будто милый приходит ночью к ней в спальню (Карелия, Архангельская, Ленинградская, Новгородская, Псковская, Вологодская, Вятская, Владимирская обл. (губ.). Красноярский край, см.: ТФНО: 43-44, Сок.СПБК: 461, Гура СПЧ: 105, Бонф.РНПВО: 121, Зел.ОРАГО 1: 150, 179, 235, 242-243, 424, ТФВД: 165-166 и др.).

Муху, овода и комара объединяет ряд общих черт. Ярче всего они представлены у мухи, занимающей доминирующее положение в этой группе насекомых. Некоторые особенности являются общими у мух со всеми другими насекомыми. Например, мухи, как показывает приведенный материал, тоже символически соотносятся с множеством различных мелких однородных предметов: с обдирным зерном, снежинками, дырочками в сите, вербными почками. Символику, присущую мухам, оводам и комарам, можно обнаружить и у других крылатых жалящих насекомых (шмелей, ос и шершней), в том числе и у пчел, особо выделяющихся своей чистотой и божественной природой. (booksite.ru)