Особо следует отметить цикл суахилийских сказок об Абу Нувасе. В арабской традиции этот поэт, приближенный Харуна ар-Рашида, известен не только своими стихами, но также как хитрец, человек остроумный, веселого нрава, нередко попадавший в смешные обстоятельства. В суа-хилийском фольклоре, однако, не закрепился образ Абу Нуваса — придворного, известного нам по сказкам «Тысячи и одной ночи». Возможно, что в среде суахили смогли укорениться лишь «простонародные» арабские вариации на темы похождений Абу Нуваса. Возможно также, что первоначальные предания, носившие более строгий характер и в большей степени соответствовавшие действительности, были без изменений переведены на язык суахили и уже на основе этих переводов возникли новые сказки. Тем более что в африканской части суахилийского фольклора оказались мотивы, близкие некоторым сюжетам, связанным с именем Абу Нуваса. По существу это довольно обширный цикл суахилийских сказок, в которых фигурирует похожий на зайца (как обычно и переводят на русский язык это слово) зверек сунгура (sungura). Если отбросить истречающиеся в различных сказках специфические восточноафриканские реалии (термины родства, социальной структуры, бытовые реалии и т. п.), можно заметить, что образ: Сунгуры чрезвычайно напоминает образ лисы в европейском, особенно Лиса в западноевропейском фольклоре. Присущие ему хитрость, изворотливость, сообразительность, видимо, послужили причиной возникновения у Сунгуры второго имени или, точнее, прозвища или постоянного эпитета bwana wa nuwasi, что должно обозначать на языке суахили «хитрец». Сходство этого эпитета с суахилийской формой имени Абу Нуваса (Abunuwasi) не случайно. Бросается в глаза сходство сюжетов многих африканских сказок о Сунгуре и заимствованных сказок об Абу Нувасе. К тому же в некоторых сказках Сунгуре приписываются те же похождения, что Абу Нувасу в других. Суахилийская конструкция сочетания bwana wa nuwasi по существу повторяет арабскую конструкцию прозвища Абу Нувас. Но необходимо отметить, что по-арабски это прозвище значит «кудрявый», «косматый» (букв.: отец локона), и, таким образом, суахилийская калька не может быть переводом — здесь приходится говорить о переосмыслении, вызванном близким характером персонажей.

В целом все, что касается сходства рассказов о поэте Абу Нувасе и сказок о Сунгуре, можно рассматривать не только как пример влияния одного фольклора на другой. Истории об Абу Нувасе не случайно прививаются в Африке именно в среде суахили. Существование на побережье крупных городов, оживленные торговые связи обеспечили более высокое развитие суахилийского» общества по сравнению с соседними африканскими народами. Однако оно не достигло культурного уровня государств мусульманского Востока, и может быть именно поэтому суахилийский фольклор не сохранил произведений об этом герое, доведенных до высокого литературного уровня. Суахилийский Абу Нувас своими поступками ближе к Ходже Насреддину, чем к блестящему придворному Харуна ар-Рашида. Это может служить примером того, как сходный, хотя и достигнутый в разное время, уровень развития общества может порождать на различных базах циклы произведений народного творчества с одинаковой социальной направленностью. (Арабский элемент в сказках суахили)

— Когда я шел в город, то встретил на дороге человека. Он лежал как мертвый. Может быть, это и есть ваш Абунувас? Когда я спросил его, как мне попасть в город,он очень странно ответил: «Когда я был жив, то знал дорогу. Она идет мимо мангового дерева».
Султан подумал и решил, что только Абунувас мог так ответить.
— С Абунувасом что-то случилось, а то он там бы не лежал. Если пойти и позвать его, то он ни за что не пойдет. Нужно что-то придумать.
И султан приказал своим слугам:
— Возьмите рог и дуйте в него до тех пор, пока не услышит Абунувас. Затем скажите: «Поднимайся, в городе уже давно есть приказ о воскрешении из Мертвых».

• Ходжа Насреддин