Аист

Когда растает снег, когда зазеленеют леса, аисты возвращаются из своего долгого путешествия. Они были в далекой Африке, пили воду из Нила, отдыхали на пирамидах. Жители сицилийского побережья и предгорий вокруг Неаполя говорят, что ежегодно в одно и то же время большие стаи аистов перелетают через море и отдыхают на обрывистых склонах, снизу доверху покрывая их; внезапно они снимаются и летят на север, над альпийскими снегами и облаками, разделяясь при этом на стаи. И, будь стая велика или мала, она не собьется с пути и попадет точнехонько к себе домой. Та, что летит в крохотную Данию, отнюдь не меньшая из всех. Каждая птица знает свой родной залив, знает изгиб леса и белую трубу над зубчатым коньком крыши, где ждет ее гнездо. Удивительные, загадочные птицы! На ваших спинах в страну влетает бог весны, и леса становятся еще зеленее, трава сочнее, воздух теплее…
Ганс Христиан Андерсен. Всего лишь скрипач

Известный орнитолог Р.Т. Петерсон называл белых аистов «часовыми крыш». Неизменно сидящие на верхушках построек птицы действительно напоминают пернатую стражу. Не удивительно, что в европейской геральдике аист нередко олицетворял бдительность в борьбе с врагами (Панченко, 1996). Отношение к этой птице у самых разных народов можно кратко передать двумя словами — защитник и благодетель.

Всем хорошо известно народное поверье, что белые аисты приносят детей. Карикатуристы придумывают на эту тему массу рисунков, поэты — стихи. Изображения аиста, несущего запеленанного ребенка, кочуют по свадебным, поздравительным открыткам. В швейцарских селах в день, когда в семье появляется новорожденный, над домом вывешивают флаг с вышитым изображением аиста, держащего младенца. Но, оказывается, это лишь незначительная часть поистине волшебных способностей этих птиц.

Белый аист стал священной птицей у многих народов. Об этом говорят хотя бы многочисленные легенды, сказки, поверья, пословицы. По свидетельству Плутарха, в Тессалии того, кто убил аиста, карали смертью. Со времен Аристофана и Софокла в Греции аист был олицетворением заботы о родителях. Считалось, что когда старые птицы становились слабыми и теряли оперение, молодые выщипывали у себя перья и «одевали» родителей, кормили их и даже переносили на своей спине. Это поверье было так хорошо известно среди античных народов, что даже дань благодарности называлась «антипеларгосис». Происходит она от греческого названия белого аиста — «пеларгос». Это поверье в той или иной форме существует и поныне у многих европейских народов, хотя еще Аристотель называл подобные истории «болтовней». Изображения аистов можно увидеть на многих античных произведениях искусства, на греческих геммах, а в Македонии их чеканили даже на монетах. Аптекари включили изображение аиста в свой герб, как символ благодеяния. У зороастрийцев аист обозначал один из годов календарного цикла.

Священной птицей был белый аист у армян. Он считался защитником полей. Два аиста олицетворяли солнце. В мифах эта птица (по-армянски арагил) фигурирует как вестник одного из главных армянских языческих богов Ара Гехецика. Это был умирающий и воскресающий бог, подобный финикийскому Таммузу, египетскому Осирису, греческому Адонису. Он символизировал годичный цикл — отмирание и оживание природы. Очевидно, вестником этого бога не зря стал именно аист, ведь он прилетает рано весной и «приносит» с собой тепло. Армяне также верили, что аисты — это люди из дальних стран, которые лишь на короткое время одеваются в перья (Мифы народов мира, 1980—1982). Интересно, что выбрасывание птенцов из гнезда объяснялось тем, что перед отлетом аисты приносят одного из своих детей в жертву богу.

У древних германцев белый аист также был посланцем богов. Он считался вестником богини Хольды, которая приносила весной возрождение природы. Ее появлению предшествовали посланцы — аист и ласточка (Gattiker, Gattiker, 1989).

Очень уважают аистов мусульмане (правда, это не мешает во многих исламских странах охотиться на них). Азербайджанское название белого аиста — «хаджи-лелейк», арабское — «хаджи-лаклак», т. е. аист-паломник. По арабским поверьям, в аистов превращаются души мусульман, которые за свою жизнь так ни разу и не совершили предписанного Кораном паломничества к гробу пророка Мухаммеда. Они вынуждены это делать ежегодно уже после смерти как птицы. Поэтому каждый, кто умертвил аиста, является убийцей. Марокканцы верили, что черногузы — жители далекого острова, которые на определенное время прилетают в облике птиц, а затем возвращаются и снова становятся людьми. В Фезе был даже госпиталь для раненых и больных аистов. Умерших птиц хоронили как людей (Hornberger, 1967). Возможно сыграло свою роль и то, что движения токующего аиста напоминают позы молящегося человека (Salathe, 1996).

Можно пройти из края в край почти все страны, где гнездится белый аист, — везде живут представления о том, что он наделен какими-то волшебными силами природы. В средневековой медицине его желудку даже приписывалось действие против всех ядов. В разных странах целебными считались также яйца и жир. Хотя бывало и по-другому. Однажды римский Папа среди животных, запрещенных к употреблению в пищу как «нечистых», назвал и белого аиста. Гурманы Древнего Рима употребляли аистиное мясо в пищу. Гораций назвал это «трагической приметой времени» (Hornberger, 1967).

У немцев, славян, прибалтийских народов белый аист с древних времен считался птицей судьбы, предвестником счастья и благополучия. В Украине крестьяне верили, что в дом, на котором появилось его гнездо, придет счастье и согласие, в семье прекратятся ссоры, дети будут расти здоровыми, их обойдут стороной болезни, у хозяина усадьбы будет хороший урожай на поле, в окрестностях гнезда будут хорошо родить фрукты. Село, в котором поселилось много аистов, могло рассчитывать на богатый урожай и не бояться засухи. Считалось, что черногузы хорошо разбираются в людях: селятся только у добрых и работящих. Более того, они могут «перевоспитывать» людей, влиять на их дальнейшую судьбу. Так, поселившись на доме в котором происходили свары или кто-то тяжело болел, птицы приносили примирение и исцеление. Того же, кто разрушит гнездо или поднимет руку на саму птицу, будут преследовать злыдни и неудачи. За разоренное жилище аисты могут отомстить и сами: подожгут стреху или принесут змею во двор. Есть поверье, что за каждого убитого аиста судьба заберет у обидчика по ребенку. Тому же, кто спас или уберег черногуза, отблагодарится сторицей — его будут сопровождать счастье и удача. Если аисты вдруг оставляют усадьбу или весной не возвращаются к гнезду, значит можно ожидать какой-нибудь беды — пожара или смерти хозяина.

В Полесье просили у птицы урожая, приговаривая: «Бузьку, бузьку, на тобi галiопу, а ти менi дай жита копу, на тобi борону, а менi дай жита сторону, на тобi серпа, а менi дай жита снопа». Галиопа — обрядовое печенье в форме птицы, по-другому называемое «жаворонками». Просили у аиста и ветра при зное во время жатвы: «Iванько, Iванько, зашли нам трохи вiтру, бо не здюжимо жати». Дети, которые хотели иметь сестру, по совету старших выбегали за ворота и кричали: «Буську, буську, принеси Маруську!».

С подобными просьбами обращались во многих странах. Немецкие дети призывали: «Аист мой хороший, принеси мне братика, аист мой наилучший, принеси мне сестричку» (Salathe, 1996).

Считалось, что когда молодая девушка рано весной увидит первый раз пару аистов, выйдет в этом году замуж, одиночного — еще останется в девичестве. Специалисты по вещим снам уверяли, что если девушке часто снятся аисты — нужно ждать сватов. Если в первый день, когда в доме появится малыш, над ним покружит белый аист — ждет новорожденного счастливая судьба. Встретился весной первый раз черногуз в полете — год будет удачным, стоящий — не повезет. Сербы считают, что тот, кто впервые увидит стоящего аиста, будет здоровым, сидящего — не миновать болезней. Немцы верили, что увидевший первого аиста в полете будет в этом году много путешествовать. Летящая в сторону наблюдателя птица предвещала здоровье, стоящая же в поле — несчастье. Тот, у кого при встрече первого аиста были в кармане деньги, будет иметь их и весь год. В Познани рекомендовали при этом позвенеть деньгами, чтобы они и дальше водились в достатке. В Померании считалось, что если первого черногуза увидишь за поиском корма или постройкой гнезда, и сам будешь весь год старательным, если же спящего или улетающего — ленивым. В Вене есть поверье, что у того, кто весной надлежащим образом поприветствует аиста, весь год не будут болеть зубы (Gattiker, Gattiker, 1989; Salathe, 1996).

Сходные поверья есть во многих странах Европы. Нередко они переходили из края в край, перемещались вместе с расселявшимися на север и восток аистами. Из-за этого бывает нелегко найти их первоисточник, проследить развитие образов. Например, еще в XIX веке поверье о том, что белый аист приносит детей, в Швейцарии было неизвестно. Оно пришло в эту страну из Германии (Gattiker, Gattiker, 1989). По мнению М. Панькива (1999), на Покутье (Ивано-Франковская область) эти представления были также принесены из других местностей. Аиста с рождением ребенка связывали редко.

По всей Европе, да и за ее пределами, в Турции, например, распространены представления о том, что гнездо аиста защищает от удара молнии и пожара. Белый аист у многих народов считался птицей бога грома, поэтому такая связь не удивительна — не может же тот поразить своего посланца. На Волыни даже советуют в грозу прятаться под деревом с аистиным гнездом. Правда, нет правил без исключений. В некоторых местностях Мекленбурга (Восточная Германия) считается, что, наоборот, гнездо белого аиста «притягивает» молнию. По представлениям жителей средневековой Европы, черногузы могли спасать от пожара и не только магическим путем: при появлении пламени они приносили в клювах воду и поливали гнездо и крышу. Считалось также, что аисты могут и уносить птенцов в безопасное место. По одному из дошедших до нас преданий, в голландском городе Дельфт во время большого пожара часть птиц унесла аистят, другие же накрыли их крыльями да так и сгорели вместе с ними (Gattiker, Gattiker, 1989).

Интересно, что выбор мест для устройства гнезда белым аистом мог еще больше усиливать «священный трепет» перед ним. У славян широко распространен в качестве оберега от молнии так называемый «громовой знак» — круг с 6 радиусами или шестилепестковая розетка. На севере он вырезался на причелинах изб. В Украине же, где деревянная резьба отсутствовала, функцию «громоотвода» выполняло старое тележное колесо, помещенное на соломенной кровле хаты или сарая (Рыбаков, 1987). Весьма вероятно, что именно эти колеса и были облюбованы аистами. Устанавливать их специально для птиц стали уже позже.

В Испании, где аисты часто гнездятся на крышах соборов и колокольнях, считалось, что они специально выбирают святые места (Salathe, 1996).

Если о том, как наши предки начали привлекать аистов на гнездование, мы можем только догадываться, то на вопрос зачем они это делали можно ответить более определенно. Первоначально это несомненно было магическим действием. Оно сродни молитвенному обращению к перелетным птицам и другим обрядам аграрной магии. Логика тут вполне понятна: если присутствие аистов приносит такое благо, нужно его обеспечить. В одном из населенных пунктов Восточной Пруссии, чтобы побудить этих птиц заселить гнездо, в него даже клали кусок серебра (Tolkmitt, 1960, цит. по: Hinkelmann, 1995). Форма первых искусственных гнездовий также говорит о многом. «Колесо Юпитера» да и просто колесо — один из древнейших солярных символов. В связи с этим нелишне вспомнить, что у армян два аиста олицетворяют солнце (Мифы народов мира, 1980—1982).

Интересные поверья об аистах есть в Германии. Считалось, что когда девушка увидит впервые весной летящего аиста — станет уже в этом году невестой, стоящего — кумой, если же он трещит клювом — женщины перебьют на кухне много посуды. Перелетит аист через дом с новорожденным — будет через год снова увеличение семьи. Крестьяне верили, что если у хозяина усадьбы зимой умрет жена, то весной аисты в гнездо уже не вернутся. Считалось, что эти большие птицы несут на своих крыльях в Африку пернатую мелкоту. Осенью перед отлетом вожаки устраивают «аистиные суды» и убивают или изгоняют старых и немощных птиц, которые не смогут выдержать дальнее путешествие. Жители Швабии полагали, что если бы аист умел говорить, он смог бы поведать немало человеческих тайн, поскольку видит и слышит все вокруг. Но иногда птица хочет о чем-то предупредить и трещит клювом. В одном из городов в Баден-Вюрттемберге сохранился с давних времен интересный обычай. В «аистиный день» ходит по улицам человек в высоком черном цилиндре с муляжом двух черногузов на нем и собирает лакомства для детворы, которая толпится следом. Оставила свой след птица и в языке. Например, в одном из диалектов в Нижней Саксонии последний весенний снег называют «аистиным снегом» (Schuz, 1986). Подобно этому в Турции бурю в конце марта также называют «аистиной».

Чехи ставят для аиста на окно тарелку с сыром, чтобы он принес ребенка. В Белоруссии в рождественском обряде участвовал ряженый буслом. Он поздравлял с новорожденным, приносил куклу. По поверьям, аист вытаскивает детей из болота, приносит в лохани, корыте, бросает в печную трубу лягушек, которые пройдя через дымоход, становятся детьми.

Борону или колесо на гнездо аисту должен втащить холостяк с помощью девушки. В Польше для привлечения аиста кладут ему в гнездо что-либо металлическое или блестящее.

За убийство аиста, кроме всего прочего, Бог может послать засуху, град, молнию, ураган, наводнение, ливень («аист плачет три дня после смерти на своего убийцу»). Аиста запрещается употреблять в пищу, ведь раньше он был человеком (Гура, 1997).

В Египте и Марокко аист считается защитником от огня.

Белорусские женщины просят аиста наслать ветер. Поляки говорят, что осенью перед отлетом старые аисты заглядывают в дома людей и прощаются с ними.

По славянским поверьям черный аист считается царем, предводителем у белых аистов. Белорусы полагают, что из всех птиц душу имеют только аисты. Душа осталась у аиста с тех пор, когда он был еще человеком.

Аист у славян божья, особо почитаемая птица. Аист истребляет жаб, в которых превращаются ведьмы, гнездо его охраняет от всех злых духов. В христианской символике аист является противником дьявола и символом Христа.

В разных славянских странах аистов называют личными именами — Иван, Василь, Яша, Грицько, Адам и др. Черно-белая окраска связывается в легендах и поверьях с человеческим происхождением птицы: с одеянием ксендза шляхтича, с черной жилеткой и др. По польским верованиям, для прекращения дождей, вызванных убийством аиста, нужно было похоронить его, как человека, в гробу на кладбище*.

Аисты чувствуют сердце человека, понимают его язык, имеют душу, всегда печальны, принадлежат к христианской вере. Каждая семейная пара аистов неразлучна, привязана к детям, если гибнет один супруг, добровольно на гибель идет и второй. Родство аистов с человеком объясняют и тем, что аисты живут рядом с людьми.

Увидеть первого аиста летящим предвещает счастье, долгую жизнь, здоровье весь год, работоспособность, резвость ног, урожайный год, скорое замужество. Встреча аиста сопровождается специальными веснянками и плясками (Гура, 1997).

Считается, пока аист держит ребенка в своем клюве, тот не считается родившимся — он является лишь в тот момент, когда открыв клюв, аист кладет ребенка на колени матери.

Поскольку белый аист приносит детей, естественно, множество примет и гаданий связано именно с продолжением рода. В Богемии считали верным предзнаменованием близкой свадьбы, если на дом села пара черногузов. В Ольденбурге верили, что когда аисты загнездятся на доме новобрачных, у них появится столько же детей, сколько будет птенцов в гнезде. На острове Рюген считалось: если аист в этом году не отложит яиц, значит в доме не родится ребенок. В Вестфалии верили: погиб в гнезде аистенок — можно ожидать в доме смерти ребенка (Gattiker, Gattiker, 1989).

В Германии, Швейцарии, Бельгии, Польше и ряде других стран неизменно считали дурной приметой, если аисты больше не возвращаются весной к старому гнезду на доме или начинают его отстраивать, а затем бросают. В таком случае можно ожидать пожара, болезни или других неприятностей. Люди верили и в то, что черногузы могут предупредить о надвигающейся беде. Перед пожаром, например, они поднимают страшный шум, могут уносить птенцов или даже переносить гнездо в новое место (Gattiker, Gattiker, 1989). Такая «предусмотрительность» аистов объясняется тем, что по представлениям многих народов им, как и многим другим птицам, было дано видеть будущее.

А вот несколько литовских примет. На чьей крыше сидит аист, там не будет пожара. Если аист где-нибудь долго не был, а затем появился, там непременно кто-нибудь женится или выйдет замуж. В гнездо аистов надо вложить 5 копеек, тогда эти птицы всегда там будут жить. Аист приносит счастье тому человеку, на чьем доме он сидит: первый раз улетая, в знак благодарности оставляет перо, второй раз — яйцо, третий — птенца.

Гагаузы полагают: сколько увидишь весной аистов и сколько их сосчитаешь — столько килограммов пшеницы у тебя и уродится. Нельзя гневить аиста, ибо он может наслать грозовую тучу.

В мифологии многих народов белый аист считался связанным со стихиями огня и воды. Зародились подобные поверья скорее всего из-за представлений о нем как посланце неба: дождь идет с неба и молния — небесный огонь, но реальные наблюдения за поведением птиц «подтверждали» и усиливали эти верования. Белые аисты часто кормятся возле водоемов. Охотно они собираются на выгоревшие участки высокотравья, где насекомые и другие мелкие животные становятся легкой добычей. Причем увидеть этих птиц можно даже сразу за бушующим пламенем (Thiollay, 1971; Sara, 1973; Тараненко, 1992). «Огненная» окраска клюва и ног могла способствовать закреплению таких представлений. Отсюда поверья о защите построек с аистиными гнездами от пожара или наоборот, подожженный в отместку дом, «ответственность» черногузов за дожди и т. п. Дошли до нас и многочисленные приговаривания. Так, в Полесье обращаются к аисту: «Iване, Iване, дай люльку закурити» или «бузьку, викреши вогню».

В Западном Судане широко распространено охотничье поверье о том, что аист, которого ранили стрелой, забирает ее с собой в небо. Когда охотник проходит мимо этого места, стрела падает на него назад и смертельно ранит (Hornberger, 1967).

Множество поверий и примет связывает белого аиста с погодой. У болгар и сербов он предвещает дождь. Интересное поверье есть в Германии и Швейцарии: если весной аист прилетит чистым, надо ожидать сухое и теплое лето, если же грязным — оно будет холодным и мокрым (Hornberger, 1967). Крестьяне Брауншвейга (Германия) знали: если в марте аист старательно трещит клювом, значит весна будет теплой, а лето сухим и жарким. На западе Германии считалось, что поздний прилет аистов, да еще грязных, предвещает плохой год. По поведению черногузов можно было узнать о приближающейся непогоде — они стоят обеими ногами в гнезде, топорщат перья, прячут клюв под крыло или в оперение груди. Придет она с той стороны, в которую птица наколняет голову. Ранний отлет аистов предвещал раннюю зиму и наоборот (Gattiker, Gattiker, 1989; Salathe, 1996). В Украине также есть много примет о погоде, связанных с белым аистом. Он приносит тепло и забирает его назад в вырий. Рано прилетел — будет теплое лето. Аист начинает беспокоиться — к плохой погоде. Активно трещит вечером клювом — завтра будет солнечный день. Стоит на одной ноге — нужно ожидать похолодания. Если не улетает далеко от гнезда, а держится поблизости, — к непогоде. Если птица в ясный день придерживается сухого места, значит и следующий день будет солнечным. Перед тем, как поднимется ветер, аисты долго кружат возле своих гнезд. Когда в течение лета черногузы часто собираются в стаи и кружатся, значит наступающая осень будет холодная и ненастная. Но если они не начинают отлетать до Спаса, то будущая зима обещает быть мягкой и теплой. Перед хорошей погодой аисты охотятся на сенокосах, перед плохой — на полях. Есть и чисто земледельческие приметы. Например, захлопотали аисты у гнезд — время садить лук.

Но таким отношение к белому аисту было не всегда и не везде. Древние евреи считали его нечистой (не кошерной) птицей, хотя и прекрасной видом. Связано это с питанием лягушками и насекомыми (Федосеенко, 1998). Известный немецкий орнитолог Э. Шюц (Schuz, 1966) провел специальный анализ изображений птиц на египетских фресках и барельефах. По его мнению, ни на одном из них нельзя с достоверностью узнать белого аиста. Из длинноногих птиц чаще всего встречаются серый и степной журавли. Первый из них был, очевидно, вообще наполовину одомашненным. Египетские художники не могли не знать белого аиста, ведь он в массе встречается во время весеннего и осеннего перелетов в долине Нила. Э. Шюц предположил, что эта птица и в Египте была по каким-то причинам табуирована. Отношение к аистам могло изменяться и через политические пристрастия. В Древней Греции, как уже говорилось, они были весьма почитаемыми птицами. Но во время турецкого ига все резко изменилось. Священную птицу турков греки ненавидели едва ли меньше, чем самих поработителей.

Закономерен вопрос: с чем именно связано обожествление белого аиста у многих народов? Мы уже отмечали ранее, что основа его почитания имеет, скорее всего, комплексный характер (Грищенко, Борейко, 1988; Грищенко, 1996б). Анализ религиозно-мифологических представлений позволяет сделать ряд интересных выводов. Прежде всего, заметно их сходство у многих европейских народов. Весьма вероятно, что они имеют общее происхождение для всех индоевропейцев и уходят корнями во времена праиндоевропейской языковой общности (Грищенко, 1998).

В Европе исходной формой культа белого аиста был тотемизм. Это наиболее древняя причина его почитания, уходящая корнями глубоко в каменный век. В народных верованиях и фольклоре прослеживаются многочисленные отголоски тотемизма. Весьма распространены представления о том, что улетая на зиму в дальние края, аисты превращаются там в людей, что они понимают человеческий язык, что аист — превращенный в птицу за грехи или околдованный человек и т. п. По древним германским верованиям, осенью аисты возвращаются в светлое царство богини Хольды в стране эльфов, где снова принимают человеческий облик. Французы верили, что родиной этих птиц является гора Синай, где с них снимаются чары, и они живут в виде людей. В европейских странах есть множество легенд и сказок о превращенных в аистов людях, об общении птиц с людьми, о взаимопомощи и т. п. Не удивительно, что в средневековой Европе за ущерб, причиненный аистам, карали почти так же сурово, как и за преступления против человека. В бюджетах некоторых городов выделялись специальные средства для помощи этим птицам — ремонта и защиты гнезд, подкормки и т. д. (Gattiker, Gattiker, 1989). Есть поверье, что аисты одного из птенцов приносят в жертву Богу. Это, с одной стороны, попытка объяснить наблюдаемое в природе явление — уничтожение родителями части потомства, с другой — сближение аистов с людьми. Обычай принесения в жертву детей не был редкостью в древних культах (Крывелев, 1975). Вспомните, хотя бы, известный библейский сюжет о жертвоприношении Авраама. Встречается обычай давать аистам человеческие имена. Это отмечено, например, у славян (Толстой, 1984; Скуратiвський, 1998), а также в Северо-Западной Африке (Schuz, 1986).

Видимо, к тотемизму восходит и упомянутое выше поверье, что молодые аисты любят своих родителей и трогательно заботятся о них. Здесь мы также видим сближение с человеком — давний культ предков. В Швабии (Германия) считается, что белый аист имеет образцовую семейную жизнь и сердечно любит своих детей. Во время перелетов эти птицы также предпочитают держаться парами. Если прилетевший аист снова исчезает, это значит, что он должен разыскать свою подругу (Hornberger, 1967). Все это скорее всего также пережитки давних тотемистических представлений. По крайней мере на реальных наблюдениях в природе эти поверья основываться не могут. Семейная жизнь аистов и отношение их к птенцам далеки от человеческих представлений об идеале (см., например, Грищенко, 1996б).

Некоторые ученые считают, что белый аист был тотемом у пеласгов — догреческого населения Греции. Страбон называет их пеларгами. «Пеларгос» — греческое название белого аиста, отсюда вывод о том, что он вероятно был тотемом этого народа (Грейвс, 1992). Было также фракийское племя киконов, чье название созвучно латинскому «ciconia» (Тараненко, 1995). Впрочем, с тем же успехом оно может быть связано и с греческим названием лебедя — «кикнос». Лебеди также играли очень большую роль в верованиях древнего человека.

У мусульманских народов большое влияние на отношение к белому аисту оказали давние анимистические представления. По всему миру были широко распространены поверья о том, что после смерти душа человека превращается в птицу. Культ аиста-паломника имеет два древних корня — анимизм и тотемизм. С пережитками тотемистических представлений связан другой вариант поверья — в аистов превращаются жители далекой страны, чтобы посетить Мекку.

В Европе большое влияние на возникновение культа белого аиста оказали представления о нем как о вестнике весны и посланце богов. С этим связано множество традиций, поверий и легенд. Приход весны, конечно, радует всегда и всех, но в наибольшей степени он важен земледельцу. Все-таки охотник, рыболов да и скотовод имеют возможность добывать пищу и в другое время года. Поэтому можно предположить, что комплекс верований, связанных с прилетом аистов, сформировался лишь после появление земледелия.

Сыграли свою роль и особенности питания. Белый аист у многих народов считается защитником полей да и вообще избавителем от всякой напасти. Особенно важным для человека было уничтожение саранчи. Л.И. Тараненко (1992) считает, что белый аист был выделен человеком среди прочих птиц именно как специализированный потребитель саранчовых. Это и послужило основной причиной сакрализации. Мы совершенно согласны с ним, что такая специализация в питании была одной из важных причин почитания, но она отнюдь не является единственной. Только лишь питание саранчой не может объяснить весь комплекс верований, связанных с белым аистом. Кроме того, ее активно поедают и другие птицы, а во время массовых налетов на этих насекомых и вовсе переключается множество видов. Тем не менее столь видное место в народных верованиях занял именно белый аист.

Особенности питания способствовали также распространению поверья о том, что аист приносит детей. Добычу он часто ловит в воде, поэтому в метафизическом смысле считалось, что он контактирует с «водами творения», из которых и происходит все живое. Именно там аист и находит детей.

На древнегреческих геммах часто изображали сцены битвы аистов со змеями (Hornberger, 1967). Белый аист может съесть гадюку или ужа, принести их птенцам в гнездо, но это бывает не настолько часто, чтобы придавать столь существенное значение. Такой сюжет — аллегория. Это все тот же мотив защиты, причем не просто от опасных для человека тварей. Символика тут более глобальная. По А.Ф. Лосеву (1957), змеевидность мифологического персонажа всегда указывает на близость земле и пользование ее силами. Змея часто олицетворяет стихийную мощь земли, силы природы, враждебные человеку. Здесь мы видим аналогию весьма распространенным в религии и мифах «змееборческим» сюжетам. Просто небесные силы воплощает не Святой Георгий, а птица. Видимо, отсюда и берет начало значение белого аиста в геральдической символике.

Нельзя сбрасывать со счетов и особенности окраски птицы. Белый цвет принадлежит у многих народов к почитаемым, «чистым». Вспомним хотя бы белое убранство невесты, белых священных животных — быков, соколов, слонов, тигров и др., белого голубя мира (а отнюдь не сизаря!), Белобога в противоположность Чернобогу и т. д. У пруссов белый конь был символом бога Перкунса (аналог славянского Перуна). Его могли использовать для поездок только высшие священники (Hinkelmann, 1995). У монголоязычных народов белый цвет — цвет молока — вообще считается священным (Чешкова, 1999). Почитают его и тюркские народы. Ловчие птицы с белым или даже светлым оперением считаются особо ценными.

Наконец, еще один важный фактор — синантропность белого аиста. Анализ показывает, что она не могла быть среди исходных причин, но способствовала закреплению и усилению почитания этой птицы (Грищенко, 1998).

На примере белого аиста можно проследить как быстро распространяются связанные с птицами традиции и поверья. Так, северная половина Прибалтики была заселена им лишь на протяжении последних столетий. Еще в XVIII в. граница распространения белого аиста проходила по реке Даугаве. Северной границы Латвии он достиг только во второй половине прошлого века (Янаус, 1983). Тогда же черногуз появился в Эстонии и соседних губерниях России. Вслед за ним пришли и новые традиции. Народная латышская мудрость учит: если поднять аистиное гнездо на дерево всей семьей, дружно помогая друг другу, аисты в усадьбе обязательно поселятся. В Эстонии бытует схожий обычай: молодожены водружают на крышу колесо от телеги. Если оно приглянется аистам и совьют они гнездо — значит брак будет счастливым. Брянскую область белый аист также заселил совсем недавно — с конца прошлого века со стороны Украины и Белоруссии. Тем не менее этнографы там нашли уже обычный «набор» из ряда основных поверий (Зайцева, 1996).

Черному аисту повезло меньше. Отношение к нему людей, за редкими исключениями, было гораздо менее доброжелательным. Почему он не занял столь же выдающееся положение в представлениях человека, как его близкий родственник? Найти ответ на этот вопрос может помочь анализ причин разного отношения к этим птицам (Грищенко, 1998). Черный аист несомненно тоже был в древности тотемом, как и множество других птиц. В пользу этого говорит, например, находка выполненного из кости изображения головы аиста на неолитической стоянке III тыс. до н. э. в Рязанской области (Белик, Тараненко, 1996). Изображения тотема или частей его тела делали в больших количествах для ритуальных целей и в качестве оберегов (Соколова, 1972). Это также перелетный вид, он вполне мог бы быть вестником весны, а значит и посланцем богов. Мог бы черный аист и гнездиться в поселениях человека. Известны находки его гнезд на постройке в лесу (Franke, Mey, 1994), на триангуляционной вышке и возле автостоянки (Schroder, Burmeister, 1995), а в Гомельской области пара даже поселилась в старом гнезде белого аиста на лесном хуторе (Tcherkas, 1995; И.Э. Самусенко, личн. сообщ.). Да и на Ленкоранской низменности он еще совсем недавно гнездился рядом с человеком (Спангенберг, 1951).

Как видим, есть много тех же предпосылок, которые послужили сакрализации белого аиста. В чем кардинальные отличия этих двух видов, повлекшие за собой столь разное отношение людей? Прежде всего это питание и окраска. Рыбоядная птица была уже пищевым конкурентом, но никак не защитником и «благодетелем». Черный цвет у многих народов вызывает мрачные ассоциации. Интересно, что в древнеиндийском языке даже вороного коня называли серым. Объясняется это эмоциональной значимостью названий цвета. Черный — означает смерть и несчастье, поэтому употреблялась смягчающая замена (Порциг, 1964). На что уж петух — гроза всевозможной нечистой силы, но именно черный петух нередко символизировал смерть и зло, использовался в колдовских целях (Мифы народов мира, 1980—1982).

Понятно, что не везде и не ко всем черным птицам было негативное отношение, но на черном аисте это отразилось точно. Современное эстонское название аистов, относившееся сначала лишь к черному, — «toonekurg», что можно перевести как «птица потустороннего мира». Toonela — царство мертвых, загробный мир (Schuz, 1986). Будет ли кто-то радоваться гнездованию у себя на крыше посланца из мира теней? Не будем забывать, что птицы для древнего человека однозначно были связаны со сверхъестественными силами — как светлыми, так и темными.

Вместе с тем, черного аиста и не преследовали. До начала «просвещенного века», когда «вредной рыбоядной птице» была объявлена настоящая война. Это послужило одной из главных причин катастрофического сокращения численности вида в Европе (Грищенко, 1994). Ничего подобного в древности не было. Охотничьим видом черный аист не являлся. По крайней мере остатков его нет в «кухонных отбросах» древнего человека на территории стран СНГ. Известны лишь единичные находки: кость на неолитической стоянке в Московской области (Карху, 1990) да остатки в отложениях X—XIV вв. в Западной Беларуси (Бурчак-Абрамович, Цалкин, 1972).

В.П. Белик и Л.И. Тараненко (1995, 1996) на этом основании предполагают, что черный аист в древности был священной птицей. Вполне возможно, что в этом есть рациональное зерно, хотя сама эта гипотеза и имеет много слабых сторон (Грищенко, 1996в, 1998). Прежде всего предполагаемая священность черного аиста ни в коей мере не объясняет отсутствие его остатков в археологических памятниках. В примитивных религиях были распространены обычаи ритуального убийства священных животных, причащения их мясом, торжественного захоронения (Фрэзер, 1980). Известны целые «кладбища» из черепов и костей лап медведей, связанные как раз с медвежьим культом (Рыбаков, 1994). Вполне вероятно другое объяснение — черного аиста просто старались не трогать. Не только финно-угорские племена могли видеть в нем птицу, связанную с потусторонним миром. Убить или обидеть ее — значит накликать несчастье, а уж тем более не может она быть охотничьей добычей. Ведь считается же дурной приметой убить паука, хотя сами они особой любовью у нас и не пользуются.

Черный аист был священной птицей у викингов. Его древнее название — Odensvala (ласточка Одина). На юге Швеции сохранилось немало топонимов, связанных с ним (Forsberg, Aulen, 1993).

Греки называли черного аиста «меланопеларгос», не путая его с близкими видами. По их представлениям, эти птицы двигались перед стаями белых аистов в качестве проводников или охраны (Hornberger, 1967). Иногда черных аистов считали «князьями» белых. Кое-где в Украине и по сей день верят, что судьей белых аистов есть их черный родственник. Нередко черный аист воспринимался просто как диковинка на фоне привычных и хорошо известных любимцев. В общем, «белая ворона» наоборот. Но в тех местах, где черного аиста отродясь не видели, его появление может вызывать и суеверные страхи — предвестие несчастья и т. п. О таком случае в Винницкой области, например, рассказывал С.А. Лопарев.

Белобрюхий аист — «податель дождя» — стал священной птицей у ряда африканских народов, о чем уже говорилось в главе о миграциях. Интересно, что в Судане он имеет для местных жителей во многом такое же значение, как и белый в Европе. Его считают «стражем деревни», он приносит счастье и детей, правда, только мужского пола (Schulz, 1988).

В народных сказках и легендах белый аист неизменно выступает как положительный герой, помогающий людям в тяжелом положении, приносящий счастье, удачу, богатство.

... Давно это было. Напали татары на украинское село. Многих его жителей убили, остальных повели в неволю. Только младенцев бросили на пепелище — не выдержат они дальнего пути. Нечего с ними возиться. Увидели это аисты. Стали звать казаков на помощь. Но далеко они ускакали на резвых конях, не слышат. Тогда птицы ухватили детей в клювы и поднялись с ними высоко в небо. Далеко разнесся детский плач, услышали его воины. Бросились казаки спасать семьи. Догнали они орду и отбили жен и детей. С того времени аистов в Украине любят и уважают.

Другая легенда рассказывает, почему у этих птиц черные крылья. На соломенной стрехе хаты, в которой жила семья с двумя младенцами, было гнездо черногузов. Однажды хата загорелась, языки пламени скользнули по крыше. Засуетились аисты, стали звать хозяев, но они были далеко в поле и не могли их услышать. Тогда птицы бросились в окно и вынесли детей. С этого времени у них черные концы крыльев, красные ноги и клюв — обожгли в пламени.

В Молдове белый аист стал символом виноградарства и виноделия. Часто можно увидеть его изображения с гроздью в клюве. Вот что рассказывает об этом молдавское предание. Жестокие янычары осадили крепость Городешты. Как храбро ни сражались ее защитники, но силы их таяли. Уже кончилась пища, не было воды. Враги радовались, предчувствуя близкую победу. Но вдруг мощный порыв ветра заставил их пригнуть головы. Этот ветер подняли крылья сотен аистов, которые слетались к обреченному городу. В клювах они несли гроздья винограда с родной земли. Воины были спасены от голода и жажды. С новыми силами они бросились на янычаров и разбили их. Есть и подобная украинская легенда — аисты принесли гроздья винограда запорожцам, которые страдали в татарской темнице.

Широко распространена легенда об аистиной верности. Когда из подложенного в гнездо чужого яйца (гусиного, куриного и т. п.) вылупился птенец, самец убил его и выгнал «изменницу-самку».

Умеет черногуз и отблагодарить за помощь. Есть узбекская сказка о волшебном арбузе. Бедный крестьянин подобрал раненого аиста и выходил его. Птица быстро стала на крылья и в награду принесла своему спасителю небольшое арбузное семечко. Бедняк посадил его весной и через некоторое время увидел на своем поле огромный арбуз. Когда же его разрезали — вместо семечек посыпались золотые монеты. Узнав об этом, богатый сосед поймал аиста, перебил ему ногу, а затем понес домой лечить. Выздоровев, птица также оставила семечко, снова из него вырос невиданный арбуз. Но когда богач, собрав своих родственников и друзей, разрезал его, оттуда вылетели злющие осы.

Римский писатель Элиан приводит историю спасения аиста, которая, по всей видимости основана на вполне реальных фактах, лишь концовка ее приукрашена. Молодая птица во время первого полета повредила ногу. Женщина подобрала его и выходила. Осенью птица улетела, но весной снова вернулась к своей благодетельнице. Причем аист принес в клюве драгоценный камень (Salathe, 1996).

У разных народов есть легенда о том, что аист — это превращенный в птицу за грехи человек. Он повыпускал из мешка всякую нечисть — лягушек, змей, саранчу и т. п. Бог поручил человеку отнести этот мешок и бросить его в глубокую речку. Тот же не вытерпел и развязал мешок. Оттуда сразу же так и полезли его «обитатели». Теперь провинившийся вынужден все это собирать уже в облике птицы.

Есть интересная легенда о том, как появился черный аист. Когда-то в селе жили два брата. Младший был честный и работящий, а старший — злой и ленивый. Когда к старшему брату на крышу прилетел аист, тот прогнал его. Младший же не только обрадовался птице, но и пристроил на крыше колесо, чтобы можно было построить гнездо. С тех пор, как у меньшого брата поселился аист, и урожай у него стал лучше, и корова начала давать больше молока, и сыновья росли здоровыми и не хворали. Старшему же наоборот — не везет ни в чем. То хлеба град побьет, то воробьи вишни поклюют, то болячка какая прицепится. Проняла его черная зависть, и решил он отомстить брату. Однажды, когда все спали, поджег его хату. Первыми переполошились аисты, разбудили хозяев. Деревянная мазанка сгорела быстро, но все-таки успели спасти семью и кое-какие пожитки. Только вот аистят спасти не удалось. Стали люди думать, какая же причина пожара. Вдруг слышат во дворе старшего брата какой-то шум, крики. Видят: налетела на него пара черных аистов, бьет крыльями, клюет клювами. Поняли все — он поджег. Думали люди, что черным оперение у аистов стало от сажи и копоти. Ждали, что отмоются они и снова станут белыми красавцами. Но шло время, а птицы оставались черными. И поняли люди, что почернели они от горя, как седеют люди. С той поры и гнездится черный аист подальше от людей в глухой лесной чаще.

Упоминается белый аист и в исторических преданиях. В 452 г. н. э. черногузы оставили гибнущий римский город Аквилею, где в то время было много их гнезд. Его обложили полчища Аттилы. Он уже хотел начинать длительную осаду, но воспринял отлет птиц как предзнаменование близкой победы и с ходу ворвался в город. Другое предание рассказывает, что за три дня перед переходом армии Людовика XIV через Рейн все аисты с немецкой стороны покинули свои гнезда, оставив даже птенцов, поскольку предвидели близкое опустошение края (Gattiker, Gattiker, 1989).

Интересно, что есть немало общих черт в мифологических образах белого аиста и орла, несмотря на всю несхожесть этих птиц. Это связь с солнцем, богом-громовержцем, стихиями огня, воды, ветра, роль в возрождении природы, связь с плодородием и рождением. Сходна и символика этих птиц в борьбе миров, они олицетворяют верхний мир — небо. Мотив борьбы орла и змеи столь же распространен, как и поедания аистом змей (Грищенко, 1999б).

Народные названия всеми любимой птицы очень разнообразны. Происхождению русского слова «аист» посвящено множество работ. Ему уделялось, пожалуй, больше внимания, чем какому-либо из других названий наших птиц. Тем не менее проблема остается до конца не решенной. Существует множество гипотез, порой весьма фантастических и далеких от реальности. Трезвый анализ показывает, что наибольшего доверия заслуживает все же старая «классическая» версия (Грищенко, 1996в). Она звучит так. Из средневерхненемецкого диалекта было заимствовано слово «Heister». Это одно из старых местных названий сороки. Современное ее наименование в немецком языке — «Elster». «Heister» в польском языке трансформировалось в «hajster», «hajstra», затем перешло в украинский и белорусский языки и некоторые диалекты русского в форме «гайстер». Название было перенесено на черного аиста. В дальнейшем это слово трансформировалось в «аист». Эту точку зрения разделяли многие видные лингвисты — Миклошич, Бернекер, Булаховский и др. Почему название было перенесено с сороки на аиста, птицу не родственную и ничем не похожую? Сходство как раз есть — это черно-белая окраска. Аналог подобного названия можно найти в современном русском языке — кулик-сорока. Назван он так именно благодаря контрастной черно-белой окраске. Если сократить название, получится просто «сорока». Такой вариант, кстати, употребляется в профессиональном жаргоне орнитологов, занимающихся изучением куликов. Н.Н. Сомов (1897) приводит старое польское название черного аиста — «bocian hajstra». Как видим, оно когда-то также состояло из двух слов. Есть еще обитающий в Австралии сорочий жаворонок. Назван он так по той же причине.

Сохранилось множество диалектных названий, которые можно выстроить в ряд, показывающий, как шло превращение: гайстер — гайстр, айст — аист. Есть также многочисленные их варианты — айстер, гарист, гарис, гастир, астер, оист и т. д. Некоторые из них могли возникнуть как искажения первоначального слова. Вероятно к таким искажениям можно отнести и распространенные на северо-западе России названия «калист» и «галис». Слово «гайстер» известно в русском языке с XV в., «аист» — с XVII в. (Клепикова, 1961; Лебедева, 1992). Название «гайстер» осталось лишь в отдельных диалектах восточнославянских языков.

Русское наименование «аист» первоначально относилось только к черному аисту. Белый на территории России стал гнездиться лишь в XIX в. (Мензбир, 1895), поэтому вначале собственного названия в русском языке не имел. Вслед за ним из Белоруссии перекочевало название «бусел» и из Украины «черногуз», стали возникать местные диалектные наименования. Позже слово «аист» стало официальным научным названием рода Ciconia. Таким образом, название «белый аист» не народного, а книжного происхождения (Клепикова, 1961; Лебедева, 1992). Аналогично, кстати, в украинском языке возникло название «чорний лелека». Слово «лелека» — звукоподражательное, связано с клекотом и первоначально относиться к черному аисту никак не могло. Тот не трещит клювом.

В Украине наиболее распространенные названия белого аиста — «лелека», «черногуз», «бусол», «бузько», «боцян», «гайстер». Есть многочисленные их фонетические варианты — «бусько», «бузьок», «бусень», «бушель», «бусля», «боцюн» и т. п. В отдельных говорах встречаются и более редкие названия — «келечкало», «клекотень», «клек», «неклейка», «бовдур», «жабоїд», «гова» и т. д. Иногда дают аистам и человеческие имена — Иван, Антон, Василь. Встречаются также названия типа «журавель», «веселик», «чапля», относящиеся вообще-то к другим видам. Объяснить это можно как плохим знанием птиц современниками, так и отголоском давних общих наименований для этих сходных по виду птиц.

Название «бусол» распространено на Украинском Полесье и в Беларуси («бусел»), «бузько» — в основном на Галичине и Подолии, «лелека» и «черногуз» — в центральных областях, «гайстер» больше характерно для центральных и северо-восточных областей, «боцян» встречается на Волыни (это слово пришло из польского языка).

Украинское научное и литературное название «лелека» имеет тюркоязычное происхождение. Само слово является звукоподражательным и связано с клекотом. Это название имеет очень древнюю историю. «Лакалака», «лаклакку» и подобные им звукоподражательные наименования употреблялись еще в Древней Месопотамии (Schuz, 1986). Очевидно отсюда они распространились на соседние страны, породив целое семейство названий. Они и поныне широко распространены в Средней Азии, Азербайджане, Турции, на Балканском полуострове, в арабских странах.

Происхождение слова «бусол» также во многом загадочно. Большинство исследователей производят его от древнерусского слова «бусый» — серый. Оно, в свою очередь, происходит от тюркских корней «buz» или «boz». Но единого мнения у ученых по поводу этого названия нет.

Давняя связь белого аиста с человеком отображена не только в народном творчестве, но и во многочисленных географических названиях, фамилиях, геральдике, названиях и эмблемах различных предприятий и организаций. Так, в Украине есть фамилии Чорногуз и Лелеченко; речки и ручьи Бузькiв Яр, Гайстрова Струга, Лелечий Потiк, Лелечиха, Чорногузка; села Боцянiвка, Лелекiвка, Чорногузи и т. п. В разных странах Европы есть множество населенных пунктов, улиц, площадей с «аистиными» названиями. Белый аист изображен на гербах Тирасполя, Касселя, Гааги, Шторкова, Гроссботвара, Темпельбурга, Альтлансберга и других городов. Причем попал он на гербы даже в тех странах, где его никогда не видели, например в Австралии. Такая символика была занесена из Европы. Некоторые природоохранные и орнитологические организации используют его в качестве эмблемы. Так, белый аист в полете изображен на эмблеме Немецкого природоохранного союза (NABU, ранее Немецкий союз по охране птиц, DBV). Есть многочисленные названия ресторанов, кафе, клубов, связанных с черногузом. Даже в Нью-Йорке есть «Аистиный клуб».

В Европе аист как эмблема использовался еще в эпоху Меровингов. В христианстве он символизирует чистоту, благочестие, воскрешение. Считается также очистителем от скверны, охранителем домашнего очага*.

По данным В.А. Панченко (1996), белый аист встречается на гербах 4 или 5 украинских городов. На гербе Беловодска (Луганская область) 1781 г. в верхней части щита изображен герб Воронежской губернии, в нижней — аист на зеленом фоне. На гербе Ананьева (Одесская область) 1847 г. в нижней части щита — на голубом фоне три аиста, стоящие на гнездах. Попал бузек и на герб города Бусска (Львовская область), очевидно, по созвучию названия (сам город получил название от реки Буг, на которой стоит, а отнюдь не от птицы, как можно подумать). На гербе местечка Щуровичи на Львовщине (сейчас село Радеховского района) на красном фоне был изображен серебряный аист, держащий в клюве змею. В средневековой западной геральдике это было символом бдительности в борьбе с врагами. Наконец, аист (по другим данным — журавль) с камнем в лапе был изображен на печати XVII в. города Дунаевцы (Хмельницкая область).

Дальние родственники аистов — цапли — в традициях и мифологии народов мира занимают не столь значительное место. Серая цапля считалась хорошим предвестником непогоды. Если она стоит грустная на берегу, значит приближается буря. Перед бурей цапля ложит голову на грудь и поворачивает ее в ту сторону, откуда ожидается шторм. Англичане верили, что тот, кто застрелит цаплю — станет несчастным. Французские крестьяне говорили, что если осенью цапли стоят грустные и неподвижные на берегу, значит зима не за горами (Gattiker, Gattiker, 1989). Подобные представления видимо связаны с распространенным в древности поверьем, что в цапель превращаются души моряков и рыбаков. Кому как не им лучше всех предвидеть перемену погоды. В Украине есть поверье, что перо цапли приносит счастье (Яблоновская, Боженко, 1996). С большой любовью и заботой к белой цапле относятся корейцы. Она у них свяшенная птица.

Некоторые поверья связаны с выпью, в основном из-за ее характерного крика, напоминающего рев быка. В Украине эту птицу так и называют — «бугай». Одни в этом крике слышали дурные предзнаменования, другие — наоборот. Немецкие крестьяне полагали, что если выпь начинает кричать рано весной, это предвещает хороший урожай. Эстонская легенда рассказывает, что в эту птицу был превращен Понтий Пилат за то, что позволил распять Христа (Gattiker, Gattiker, 1989).

В заключение несколько украинских народных загадок и песенок о лелеках.

Бузьку Iване, Дай менi сметани — Я ж ноги помащу, За тобою полечу.
Бузько Iван На капусту орав, Молодую дiвчиноньку До роботи заганяв.
Бузько Микола, Крутися довкола — Завтра раненько Буде тепленько.
Чорногузе-дядьку, Зроби менi хатку, I ставок, i млинок, I цибулi грядку, —
* * * Ой не коси, бузьку, сiна, Там росиця по колiно, Нехай сiно чайка косить, Що набiк шапку носить.
* * * Лелеко, лелеко! До осенi далеко? — Як замовкнуть жаби, Як померзнуть баби, Тодi осiнь настане, Теж їсти не стане, Полечу в кращий край, На той рiк дожидай.
* * * Летiв птах через дах, Сiв на воротях в червоних чоботях.
* * * Якi ноги заввишки, такий нiс завдовжки.
* * * Хату на хатi має, всiм жабам рахунок знає.
* * * На вершку палати хатина, А там пан високий. (Пернатые обитатели мифов и легенд)

Пословицы и поговорки

Будто аист на притучне (т. е. заспесивился).
Не смотри, как аисты улетают; смотри, как возвращаются.
Один аист не делает весны.
Пялить глаза на аиста (Тратить время попусту).
Разве могут ласточки и воробьи знать думы аиста?
Скорее аист жеребенка родит, как он это сделает.
Спилил дерево, чтобы поймать аиста.
Старый хитрец, а попался в ловушку для аистов.
Цапля и аист знают, где искать пищу.

Песни

Оксана Білозір - Лелеки

Самая Т - Білі Лелеки

* * *
(Дмитрий Минаев)

Воздух вечера чист.
Длинноногий аист
Высоко над деревней взвивается;
А ребята глядят
На него; у ребят
Звонкий крик в тишине вырывается.

Ах, когда б и у нас
Были крылья, сейчас
Как аист поднялись бы мы тоже
Чрез леса и поля,
А вернёмся - земля
Нам покажется вдвое дороже...

Аисты
(Саша Чёрный)

На вершине вяза,
Над сухим гнездом.
Аист долговязый
Сторожит свой дом.

А в гнезде супруга
С тройкою птенцов...
Ветер дунул с луга:
Не пора ль на лов?

Дрогнув красной ножкой,
Аист поднял клюв:
Слушает сторожко,
Шею изогнув...

Шух! Вспорхнул с макушки
И летит к лугам.
В ужасе лягушки
Прыгают к стогам.

Цап! Понес, как тряпку,
В ясной синеве.
Старшему даст лапку,
Младшему даст две...

А под вечер разом,
Только схлынет зной,
Он с вершины вяза
Затрещит с женой:

«Ночь идет. Тра-та-та,
Спать! тра-та, та-тан!»
Словно два солдата
Лупят в барабан.

А барбоска в будке
Носом тычет в грудь:
«Р-р!.. Ни на минутку
Не дадут заснуть!»

Аисты
(Саша Чёрный)

В воде декламирует жаба,
Спят груши вдоль лона пруда.
Над шапкой зелёного граба
Топорщатся прутья гнезда.

Там аисты, милые птицы,
Семейство серьёзных жильцов...
Торчат материнские спицы
И хохлятся спинки птенцов.

С крыльца деревенского дома
Смотрю - и как сон для меня:
И грохот далёкого грома,
И перьев пушистых возня.

И вот... От лугов у дороги,
На фоне грозы, как гонец,
Летит, распластав свои ноги,
С лягушкою в клюве отец.

Дождь схлынул. Замолкли перуны.
На листьях - расплавленный блеск.
Семейство, настроивши струны,
Заводит неслыханный треск.

Трещат про лягушек, про солнце,
Про листья и серенький мох -
Как будто в ведёрное донце
Бросают струёю горох...

В тумане дороги и цели,
Жестокие чёрные дни...
Хотя бы, хотя бы неделю
Пожить бы вот так, как они!

Аисты
(Булат Oкуджава)

Вот вам, пожалуйста,
первые краски заката,
вечного аиста
белые хлопья над хатой,
старой пословицы
словно хранящие цену:
все, мол, устроится,
были бы аисты целы.

С неба ли звездного
в окна крадутся потемки?
Чем там до позднего
заняты в этой хатенке?

Редко ли,
часто ли,
вправду ль о виденном судят?
Крепко ли счастливы?
Вовремя ль молоды люди?

Спросишь о прожитом,
глянешь в глаза через силу:
что, мол, встревожены?
Аиста, мол, не хватило.
Как, мол, без аиста?
Вот и бедуешь в жилище,
и спотыкаешься,
и виноватого ищешь...

Дело не в старости.
Это совсем про другое:
были бы аисты
белые
над
головою.

Как аист на ёлку опоздал
(Сурен Мурадян)

За окном метели
Воют без умолку,
А в лесной избушке
Звери ладят ёлку.
Вешают на ветки
Пряники-коврижки,
Леденцы — оленю,
Шоколад — для мишки.
Звёздочки и цепи,
Бусы золотые,
Фонари, игрушки,
Флаги расписные.
Дед Мороз явился.
На столе дубовом
Разложил подарки –
Сласти и обновы.
Вот подарок волку —
Сахарный барашек
Да ещё в придачу
Новых шесть рубашек.
Иволге подарок –
Дудочка из ивы:
Пусть погромче будут
Песен переливы.
Старому верблюду —
Новенькая фляжка,
Чтоб не брёл в пустыне
Без воды бедняжка.
Ходит возле ёлки
Хоровод звериный,
Все грызут орешки,
Чистят мандарины.
С петушком лисица
Этой ночью дружит,
С ним ведёт беседу
Или в танце кружит.
Ест морковку заяц
Нынче без опаски:
Волк сегодня полон
Доброты и ласки.
Весело медведю —
Шоколадом занят,
Зебра дует в дудку,
Дятел барабанит.
Наплясались звери.
Спели песню хором.
Даже притомились,
Стихли разговоры.
Сладкий чай допили.
Пироги доели.
В маленькой избушке
Свечи догорели.
Кто уснул на лавке.
Кто уснул на стуле.
Серые олени
В сенцах прикорнули.
Дед Мороз усталый
Спит в своей постели.
За окошком воют
Снежные метели.
Просыпайтесь, звери,
Сонные тетери!
Кто-то там стучится,
Барабанит в двери!
Дед Мороз не слышит.
Звери сонно дышат,
Смотрят сны спокойно,
Ничего не слышат,
Это прибыл аист!
Без пальто, без шапки,
На крылечке мёрзнет –
Поджимает лапки.
С побережья Инда
Ехал он на ёлку.
В поезде почтовом
Аист влез на полку.
После в пароходе
На море качался,
После самолётом
В поднебесье мчался,
А потом по снежным,
По лесным дорогам
Шёл пешочком аист,
И совсем продрог он.
В Индии жарища —
Не найдёшь прохлады,
Позабыл бедняга,
Что одеться надо.
Нацепил он только
Белую манишку,
Палку из бамбука
Сунул он под мышку.
Как он ни старался,
Как ни торопился,
Всё равно на ёлку
Аист припозднился.
Тук-тук-тук! — стучится.
Отдохнёт немного
И опять стучится,
Поджимает ногу.
Ух, какая стужа!
Сердце замирает,
Но никто бедняге
Дверь не отпирает.
С той поры как осень
Чуть захолодает,
Аист край холодный
Срочно покидает.
Разминает лапки,
Оправляет перья,
Чтоб опять не мёрзнуть
В стужу перед дверью.

Что умеет аист
(Иоганн Гёте)

Нашел местечко для гнезда
Наш аист!.. Эта птица -
Гроза лягушек из пруда -
На звоннице гнездится!

Они там день-деньской трещат,
Народ буквально стонет, -
А вот никто - ни стар, ни млад -
Гнезда его не тронет!

Ты спросишь, чем такой почет
Завоевала птичка? -
Она - пардон! - на церковь срет!
Похвальная привычка!

Два аиста
(Эдуард Асадов)

Пускай ничей их не видит взгляд,
Но, как на вершине горной,
На крыше моей день и ночь стоят
Два аиста: белый и черный.

Когда загорюсь я, когда кругом
Смеется иль жарит громом,
Белый аист, взмахнув крылом,
Как парус, косым накренясь углом,
Чертит круги над домом.

И все тут до перышка - это я:
Победы и пораженья,
Стихи мои - боль и любовь моя,
Радости и волненья.

Когда же в тоске, как гренландский лед,
Сердце скует и душит,
Черный аист слегка вздохнет,
Черный аист крылом качнет
И долго над домом кружит.

Ну что ж, это тоже, пожалуй, я:
Обманутых чувств миражи,
Чьи-то измены, беда моя,
Полночь, чернее сажи...

А разлетится беда, как пыль,
Схлынет тоски удушье,
И тут подкрадется полнейший штиль -
Серое равнодушье.

Тогда наверху, затуманя взгляд
И крылья сложив покорно,
Понуро нахохлятся, будто спят,
Два аиста-белый и черный.

Но если хозяин - всегда боец,
Он снова пойдет на кручи,
И вновь, как грядущих побед гонец,
Белый рванется к тучам.

Вот так, то один, то другой взлетит.
А дело уже скоро к ночи...
Хозяин не очень себя щадит.
И сердце - чем жарче оно стучит,
Тем время его короче.

И будет когда-то число одно,
Когда, невидимый глазу,
Черный вдруг глянет темным-темно,
Медленно спустится на окно
И клюнет в стекло три раза.

Перо покатится на паркет,
Лампа мигнет тревогой,
И все. И хозяина больше нет!
Ушел он за черною птицей вслед
Последней своей дорогой.

Ушел в неразгаданные края,
Чтоб больше не возвращаться...
И все-таки верю: второе я -
Песни мои и любовь моя
Людям еще сгодятся.

И долго еще, отрицая смерть,
Книжек моих страницы,
Чтоб верить, чтоб в жизни светло гореть,
Будут вам дружески шелестеть
Крыльями белой птицы...

Улетают птицы
(Эдуард Асадов)

Осень паутинки развевает,
В небе стаи будто корабли -
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали...

Сердцу трудно, сердцу горько очень
Слышать шум прощального крыла.
Нынче для меня не просто осень -
От меня любовь моя ушла.

Улетела, словно аист-птица,
От иной мечты помолодев,
Не горя желанием проститься,
Ни о чем былом не пожалев.

А былое - песня и порыв.
Юный аист, птица - длинноножка,
Ранним утром постучал в окошко,
Счастье мне навечно посулив.

О любви неистовый разбег!
Жизнь, что обжигает и тревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.

Был тебе я предан, словно пес,
И за то, что лаской был согретым,
И за то, что сына мне принес
В добром клюве ты веселым летом.

Как же вышло, что огонь утих?
Люди говорят, что очень холил,
Лишку сыпал зерен золотых
И давал преступно много воли.

Значит, баста! Что ушло - пропало.
Я солдат. И, видя смерть не раз,
Твердо знал: сдаваться не пристало,
Стало быть, не дрогну и сейчас.

День окончен, завтра будет новый.
В доме нынче тихо... никого...
Что же ты наделал, непутевый,
Глупый аист счастья моего?!

Что ж, прощай и будь счастливой, птица!
Ничего уже не воротить.
Разбранившись - можно помириться.
Разлюбивши - вновь не полюбить.

И хоть сердце горе не простило,
Я, почти чужой в твоей судьбе,
Все ж за все хорошее, что было,
Нынче низко кланяюсь тебе...

И довольно! Рву с моей бедою.
Сильный духом, я смотрю вперед.
И, закрыв окошко за тобою,
Твердо верю в солнечный восход!

Он придет, в душе растопит снег,
Новой песней сердце растревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.

Белый аист
(Низами Гюлев)

Вот солнце спряталось за горизонтом,
И звезды замерцали в вышине,
Заснувшие проснутся лишь с рассветом,
Не спит лишь белый аист в тишине.

Людскому роду он приносит счастье,
С времен далеких и во все года.
Летит он хоть усталый и в ненастье,
И облетает села, города.

Летит, летит по небу белый аист,
И смотрит сверху, землю всю любя,
Я знаю, завтра он на твой дом сядет,
Неся с собою счастье для тебя.

С глубин веков он к людям прилетает,
С собой приносит маленьких детей.
Он миссию святую выполняет,
Во многих семьях сделав жизнь светлей.

Вот дети подросли и возмужали,
Вот завели уже своих детей,
И дочке с сыном тихо рассказали,
Как белый аист им несет детей.

Летит, летит по небу белый аист,
И смотрит сверху, землю всю любя,
Я знаю, завтра он на твой дом сядет,
Неся с собою счастье для тебя.

Изумрудный аист
(Елена Бобовка)

Взлетает аист изумрудный,
Над нашей матерью землёй.
Парит над нами милый, чудный,
Даря блаженства и покой.

Кому-то дарит настроенье,
Кому-то первую любовь.
Иному, радость всепрощенья,
Чтоб позабыть обиды вновь.

О, сколько изумрудной краски,
Разлил крылатый озорник.
Он дал нам мудрости и ласки,
И с ней в сердца людей проник.

Тепло всем аист изумрудный,
Явленьем подарил любя.
Ему совсем, совсем не трудно,
Жить для меня и для тебя.

Проходят дни для нас любимый,
И счастьем жизнь всегда полна.
Не пролетает аист мимо,
Порадует ещё весна

Своим теплом, что в дверь стучится,
В сердца и души всех людей.
И вместе с изумрудной птицей,
Мечтается ещё ясней.

У всех мечты различны очень
Но, есть у всех мечта одна.
Чтоб никогда в весну, иль в осень
Не настигала нас война.

Прошу тебя, мой аист славный,
Беречь родимые места.
Цвет изумруда самый главный,
В нём молодость и красота.